Гипермороз. Разночтения невозможны.
Молекулы жидкости жмутся друг к другу.
На вопрос , "с кем ты?" отвечается односложно.
Оказав отсутствием слов однозначно медвежью услугу.

---

Telegram

Видеть хотел бы тебя. А то,-боюсь, не успею. Году конец. Календарь-калека стареет. Кладбища больше библиотек волнуют. Влажность. Важность такая теперь, за которую в Сибирь пакуют. И не вспомнится. Имя моё. Имение места на камне. Теоретическую величину памяти, пощёчину после разлуки , такое долгое невозвращенье, праздники, ну их к чёрту, за их угощенье. Лишь кьянти, измятые взморья, декабрь и грубые ткани. Видятся тени, блуждающие в тумане. Мёртвый , рождённый. Какой там.. Какой он? И не было никого рядом. Себя теперь не узнать. Вот уж полгода кряду. Видеть хотел бы тебя. Среди здешних. Или из бывших.Теперь только к стенке. Вспышка магния. На сносях 2010. Готов к нетленке мой голос . Обнаружимся в Лукоморье.
Метеорологи точно врут. Напрасный труд и едрёный корень...

---

Post after last Christmas

На двоих одно счастье. Ладно бы в мелкой деревне,
ладно бы жить, лапти плести и Пути.
Наполовину измерив возраст , становясь относительно древним,
сохранить бы тепло. И теперь никуда не уйти,
пока не допьют. Пока не остынут в стужу
вокальные данные, буколики и бокал,
в котором вечер плывёт , пристыженно озираясь,
дымком убегая куда- то к началу начал.
Началось. Пристрелите собаку и вьюгу.
Перекрестие пальцев цепляется за пинцет.
Венценосная темень, животные бродят по кругу,
Зодиаку завидует каждый блестящий предмет.

---

logo 5/12/2009

Из завываний декабрь скроен,
предел примет, переоденет перья
слепая курица перед жаровней,
в дымных щелях ища открытые двери.
Перепугана Пермь, чудь , ижора,
лапоть пожарника, стражника, книжника,
на босом снегу отпечаток возможного
сюжета для холста передвижников.
И жизнь вроде кажется, кажется снится,
стирая ночами вчерашнюю кожу,
на всех страницах одни небылицы,
рукопожатия невозможны.
И невозможно скрепение мельниц,
цвет рейха плавится среди мыльниц,
цена вопроса, - в упадке Цельсий.
Камин, картошка и мёртвый Штирлиц.

---

Под глазами круги,
гибель гильдии ледяных
слов,
Перед началом пурги
снова послушай осенних
сов.
Вырви ночь , вырви глаз
замани меня в сеть.
К городам у меня страсть,
до сих пор почему то здесь.

Никого нет, темнота и
теперь где - то здесь я.
Пачки чая и якоря
источают зимой яд.

---

Танец Безопасности

В заклинаниях закоулков
крутит петлями и прыжками
через лужи и полисадники ,
сокращение расстояний
пустырей и садиков детских
забегает за остановки
быстро лить в травяные формы
удивлённо, зрачками спайса,
перебежками, через сплошные,
отношения и безучастность.
Я танцую с тобой, Безопасность.
Мы как- будто на задних площадках,
роста поручня, цвет плаща Бонда.
Столько раз я следил за тобою,
моя тень на последних сеансах,
глубина зрачка, отпечатки
пальца , едва касаясь,
на мговенье упустишь из вида
что мгновений этих,- семнадцать.
Я танцую с тобой ,- безопасность.
Поздоровался с незнакомцем,
претворился живым и надёжным,
в расписание элекричек
внёс мобильные коррективы.
Прикурил у звезды напротив,
завершил угощаться счастьем,
одиночества длинный кортик.
дача, ночь, и наверное хватит...
Без обьятий твоих, Безопасность,
я дрожу, словно пыль на окнах
верный признак другой эпохи -
Грусть меча, у которого Боги
вдруг отняли стальную ясность.

---

Музыка для декабря.

Город поплыл. Пепел и спины.
Речные трамвайчики. Друбич. Мужчины.
Мягче хлеба. Тятя и Митя, молчать не придётся.
Вот и остаётся, шляпы снимать.
Впрочем, ракурс привычный.
Материк Дыховичный...
Он уже не вернётся, его уже не догнать.

---

Как-то под вечер , в четвёртом веке нашей эры, у нас погасла лампочка.
Под потолком,-темнотища , внизу суета и рвение наружу. Сразу заголосили-запели соседи и вздрогнуло под землёй метро.
Случаем этим не стали выносить сор из избы. Не видно,ж ничего. Значит и сора нет. Успокаивались. Ждали исхода.
Тихо вздрагивали во сне, ширкали тапочками по уборным.
Оставляли отпечатки пальцев на кружках с чаем, оставляли отпечатки поцелуев друг на друге. Ничего ж не видно, темнота.
Любили. Это дело. И ждали Электрика.
Которого никто не вызывал. Но все надеялись, что вот вот придёт и всё исправит. И Свет будет. И телевизор потом и кино по видику.
Но Электрик и не был в курсе. К нему,ж не обращались. Ни звонка, ни крика.
Вопросы задавали по очереди. А когда? А , может, фаза? А, что у нас мужиков что-ли нету самим Свет починить, без Электрика?
Много было вопросов связаных со Светом. Мужики как-то с электричеством не очень были знакомы, а те кто храбрился и отпускал словечки типа" фаза", "транформатор", "да перекинуть концы и всё", жались теперь по углам и плавили сигаретами ночь втихую.
Вспомнили о Свечах. Зажгли потихоньку. Боялись, что погаснут. Вместе собрались. Читали газеты старые, стихотворения наизусть, просто молчали.
Пришёл какой-то старик и сказал, что видел на улице Электрика, минут десять назад.
Все переполошились. А чего это он мимо всё ,да огородами... У нас тут беда,- Света нет... Это ж его работа - Свет делать. Обещали жаловаться начальнику ЖЭКа.
Найти Электрика вызвались двое. Да и пошли по тёмным лестницам, в частный сектор , в дом с синей крышей.Там, по уверению знающих и жил Электрик.
Нашли скоро. Элекрик спал свернувшись калачом и видел сон про свою первую учительницу и отдалённые сельские районы в снегах.
На столе у него твердел стакан с сивухой, а клещи, инструменты, вольтметр и пробки любовно упакованы были в засаленый бушлат.
Будили долго. Вставать не хотел. Отрезвел от слов,- там же люди , дети...
Ночь -полночь , поплелись обратно , без суеверий и догадок излишних.
Электрик к двум ночи встал на старую стиральную машину с названием "Бирюса", пыхтя зажёг спичку и произнёс,- "Щас починим, не боись ,население."
Трусы и халаты, голые пятки и пара валенок заворожено топтались вялым танцем вокруг стиральной машины.
Мелькал моток проволоки, хмыкали плоскогубцы, скрепели ржавые болты, зюзюкал счётчик напряжения.
"Осторожней теперь со Светом, выключатель бы вам новый... "
Поохали и всё на Электрика пялятся. А Свет включился. Щёлк,- и вот он, Свет.
Вкрутили новую лампочку, пересчитывали трёшки , пятёрки, совали "на стакан и пирожок" , благодарили, звали ещё "к нам".
Электрик как то сам ушёл, тихо улыбаясь, немного хмельной и несколько озабоченый за наше электричество "на скрутках", как он сам выразился.
Ушёл и с концами. Не видел его никто в нашем районе. Многие спрашивали про него, у кого часто пробки вышибало. Кто божился, что видел его в ЖКО на неделе, а кто , утверждал, что подался он к больной матери, в деревню.
Но, я точно знаю где он. После этого случая, года через два, в четвёртой квартире, напротив с нашей, я фотографию на серванте видел,- Электрик наш на переднем плане, улыбается,и ещё двенадцать молодцов на высоковольтке провода тянут, по тайге, и надпись в углу " Даёшь Саяно-Шушенскую ГЭС".

---

Прощание.

Он берёт её и режет кусками , как киноплёнку.
Сквозь холодные волны дыхание её
достигает дна.
Совсем одна.
Чайка на волнах качается. Ловко так.
Итака спит , прислонившись к пирсам.
Закат шевелит в очертаниях Гипноса
мокрые волосы, мокрые облака.
Он берёт и вставляет в неё микропланы
ушедших эпох. Самшит или мох.
или часть своего имени,
кинжалы и кости.
Аэропланы ресниц её,
у солнца воруют оранжевый нимб. Мой Бог,
призывая остаться, то женихом, то гостем.
Он из лейки душа мастерит короткие склейки
на вынос.
Растворяясь в воде, заплетаясь среди
узелков её нити. Приснилось,
что будто саван прядёт.
Парусом развиваясь на отмели её плачей,
И игла, верно с ветки сосны, так яростно скачет,
измеряя длинну его мачт и матчей,
плеском вёсел решая вопрос,-
Придёт не придёт? Всё ярче
заклинанья его маяков, его вин, его женщин.
Сей вопрос, вероятней всего , ветром
будет изучен. Извечен
замурованый блеск зрачка, чешуи постоянство,
движений по глади Эфира,
стонут арфы , жужжит над цветком пчела,
А он мотается где-то по миру.
И когда же ему приют,
где сухое с Итаки нальют и предложат немного сыра...

.

---

Worked out

Дым, хлам...
пеленать степь, постепенно петь...
ягода ты моя, до года я
буду кормить её тем ,что есть.
Из стеблей сложено
ложе моё, ножевое ранение,
и к сердцу дорога
камнями заложена,
Срок за распространение
мотает, мается. Май, мошка,
корешки, корешка
с пол вершка, увалить бы
на землю, дурная башка.
Одна. Ну а что теперь? Перед
кем хвостом? За ментовским постом
поворот направо. Во рвах орава ульев
затем могил. Сгинули. Не отведав мёда.
Война, Затем Нижний Тагил.
Каждый ствол в лесу знай своё место твёрдо.
И на сто километров вокруг
разговоров теперь, терпеть
приходится, верещит продавщица,
новостями испортится, Чьё чадо? Ишь ты, богородица...
Нагуляла.
Дым, хлам... Всё продам и уеду
к матери.
Вытер украткой слезу ветер,
остудил недопитый чай,
и прилёг отдохнуть на скатерти.

---

Изогнутая линия тени. Солнце-архонт клонится к закату. Деревянная скамья. Внутренний двор. В выщерблинах древней кладки ласточкино гнездо, иссохшее, прошлогоднее. Птицы так и не видно с прошлого лета. Амальгама виноградных листье по стенам. То ли дворец , то ли хижина. Среди стола, напоказ, -червивое яблоко и абрикосы. Три осы медленно забираются в недопитое красное, желая узнать сласть его или терпкость. Тут же и потонуть, пропасть не за грошь. Поодаль море теребит свежим бризом и натыкается на белокурую засаженную чахлыми кипарисами бухту.
Во дворе колодец и остывающие мокрые простыни. По каменному полу плетутся туда-сюда слепые куры обклёвывающие остатки молюсков. В июльском мареве повисает свист проходящего электропоезда. Протяжный , как половина жизни.
Нет вестей.
Старик нарезает, латает кожаные ремни, корчится. В руках его старинный клинок испанской стали, весь в зазубринах.
Он смотрит в сторону запада. Щурится. Иссохшее тело замирает в складках хитона, грузно дышит, торопятся успеть пальцы, ловко хватая то - ли обжигающее время , толи отмеряя по количеству дырок на коже рассояние между миром и войной.
В фиолетовом проёме дверей появляется маленькая женщина.
- Ты куда, Одиссей?...
- Резать свиней,останавливать поезда, менять пелёнки нашему сыну. Возводить и ломать стены, водить корабли, писать сонеты. Не поверишь, выигрывать состязания, вправлять кости, отдавать и исполнять приказы, повелевать и мириться, а ещё анализировать проблемы, решать тригономы ,бродить среди звёзд, показывать фокусы на сельских ярмарках, веселить молодёжь нестройностью речей и движений, размышлять над утраченым и быть спокойным перед дальней дорогой. Петь красивые песни, хорошо сражаться и достойно умирать...
- Так и не унялся...
Подпоясавшись грубой воловьей кожей , определив по месту бедра ножны,старик ещё раз посмотрел в сторону моря ,на запад.
- Лелейноперстная, специализация,- удел насекомых...
По пыльной дороге шуршали деревянные сандалии, подхватывая шаги крепкого ещё тела.

---

С нами больше нет Аксёнова.

---

Он-линия. Город из глины
в ожидании ливней.
(Немного нервно. Немного правей.)
Она- точка. Её писем строчки
автомобильно и гоночно.
(Комета-стерва среди огней.)
Обещает присниться, обещает остаться,
в квартире пустой пыль притаится,
ржавая раковина, рыжая хижина...
Переделкино лучше чем Ибица.

Взаимосвязаны комья грязи и недосказанность
пьяные яблони и к морю привязанность
душные ночи и киноленты,-
моменты, моменты...

Он-линия. Тропы Плутарха и Плиния
шевелят извилины.
(Немного нервно . Немного правей.)
Она - точка. Из облаков оболочка.
Капитанская дочка безымянских кровей
Именья к осени проданы, и поутру пароходами
в метро с его переходами
куда-нибудь, только б с ней....

Мир, шитый белыми нитками, так переполнен улыбками,
скрипит дверьми и калитками
в надежде на лучшее воплощение,
на возвращение, и вращение ...

---

Подорожники.

В голове пианино испачкано звуками .
В лохмотья кожи влюбиться заманчиво.
У перекрёска сжигает колёса
какой-то странный старик из Ламанчи.
Пылает нефть, вокруг зверофермы,
мануфактура для лета уложена,
друг друга любят грузовики и цисцерны
и с осторожностью подорожники.
Ограничения, знаки внимания,
Все числа заперты, вечер в эмали.
И пусть уже не имеет значения
кто этот сбоку, что жмёт на педали.
Я знал того, кто мне улыбается
и смотрит в зеркало заднего вида.
и что с ним дальше, мне как-то не нравится.
и кто с ним дольше,- я им не завидую.
С собою сами танцуют приборы
хотя давно уже ясно, -песенка спета.
Жизнь,- сильнодействующее снотворное,
рассветы только красного цвета .
Чуть медлит скорая на поворотах.
А на губах солёное море.
Бумага , ножницы, камень , -все в сборе
Опять , опять отошли диско воды...

---

Безымянная звезда (Д.В.)

— Когда я увидел тебя — там, на перроне, — такую яркую, такую белую, ослепительную, и ты сжимала в ладони фишки из казино (у тебя не было денег, и, мне кажется, ты даже не знала, как они выглядят), а проводник грозился составить протокол, и будапештский экспресс остановился (- В степи. — Нет, мадам, это не степь, это город. — Город! Какой же это город! Это степь, к тому же я — мадмуазель, впрочем, неважно) в нашем богом забытом городишке, и пахло жареным гусем из домика начальника станции (гуся задавил товарняк, а начальник станции до сих пор жив и здоров), и когда ты приняла мое смиренное сбивчивое предложение (я заплатил штраф и вез тебя на велосипеде через темный брусчатый городок) и провела ночь на моей квартире, где вместо душа — садовая лейка, где в книжном шкафу бродит мышонок, а соседи напротив наблюдают за нами из-за опущенных занавесок, — когда я увидел тебя тогда, Мона, такую невозможную, такую прекрасную, и когда ты покинула меня, ибо ни одна звезда не изменяет свою орбиту («Ни одна?» — «Ни одна!»), я понял, что мне тебя не забыть никогда. И теперь одна звезда на небе носит — твое — имя.

---

Peredelkino song

Проповедь линий по карте лица
бессловесна со всех сторон.
Глаза синие, - от отца,
в которые был влюблён.
Фамильные лестницы на просвет,
дагеротипы кожи, - фата.
Чертополоха чернильный цвет,
в форточке,- тень кота.
Измучив излучины речи печной
морочит ночной сверчок.
В приёмнике осень короткой волной
никуда не течёт.
Изгибаются яблони в капле зрачка.
Бесцеремонный норд-вест,
качает их в такт с парханьем смычка
которому не надоест
под утро переводить часы,
электричьей эклектикой жить,
не боятся дождей и взглядов косых
и чем то внутри дорожить.

---

Ирландский крем. ( Быть ближе...)

Я не откликаюсь на шорохи.
И мы с тобой дорожим
Любым несказаным словом..
(В снегу недопитый джин.)
Мне кажется нас было больше
Когда мы входили в Рим.
Истерты обложки альбомов.
Статика. Айриш крим.

Прямо на крыльях сороки
В ту хулиганскую ночь.
Уносит ночной столичный.
липкого неба скотч.
Кого теперь стоит поздравить
с тем , что лав энд бъютифул дрим.
Наши вина стареют раньше.
Статика. Айриш крим.

Я охранял Антарктиду
по понедельникам , взаперти.
Теряя тебя из виду
каждый день с девяти до пяти.
Теперь когда взорваны офисы,
и от многих остался лишь дым,
я вспоминаю твой голос
Статика. Айриш крим.

Как будто глаза из стали
Как будто шаги устали
И все дышать перестали
Статика. Айриш Крим.

---

Parables of morning road. Two bears.

Когда-то давно, никто уже и не помнит как давно, один старый вождь сидел у костра и разговаривал с ребёнком своей дочери :
- В темных чащах того леса,что растёт у тебя внутри, там, где клубится дым костра жизни , что дал нам Великий Дух , каждый день идёт большая битва, , очень похожая на борьбу двух медведей.
Один медведь страшный , косматый, худой и яростный.
Он - зависть, ревность, сожаление, желание есть и спать одному, презрение перед мощью воды и ветра, ложь и предательство, путающее следы охотников за лосем, что вылизывает со стволов наших желаний соль и мох невозможности их выполнения.
Другой медведь рычащий, неутомимый, собразительный и огромный как небо. Это дух любви, надежды, истины, доброты и вечности сокрытый в каждом .
Маленький индеец , послушав старого вождя на несколько мгновений
задумался, а потом спросил:
- А какой медведь в конце побеждает?
Старый вождь долго смотрел на огонь , затем едва заметно улыбнулся и ответил:
- Всегда побеждает тот медведь, которого ты кормишь.

---

Радиосайленс

"Наше Радио " в Самаре закончилось. Теперь совсем не нужен приёмник.

"Он был последний романтик, ему подлили восхитительный яд.
Шуршало небо как фантик, но только мальчики конфет не едят.
А мой запутаный след,-- следом, бежит за сотней планет,-следом.
И вроде дела нет , и всё же где ответ, и где мой волчий билет
Эй кто следующий уйдёт из вещей"...

---

Весенние обострения.

"Мне всё никак не даёт покоя эта история. Про сторожа в зоопарке, который развлекался ночью. Пока никого не было , он брал хамелеона, и сажал его на стопку разноцветных бумажек. Дожидался пока хамелеон примет окраску верхней бумажки, а потом выдёргивал её из под него. Понимаете, бедное пресмыкающееся по всем законам природы наливалось одним светом за другим, третьим, пятым , десятым, сотым... Пока не погибло от пегментного истощения. Сторожа взяли по доносу коллег и вроде , там, наказали садиста. Или вот Вам другой пример. Чувак, сорока пяти лет, об этом писали все газеты, пошёл гулять в парк Культуры, на пленер, напихав себе в штаны девятнадцать голубей. У него были эдакие широкие штанцы. И солнце светило. И шёл он бодро варкуя. Девушки смотрели ему вслед. Отличная открытка, ничего не скажешь. Причём , потом , на суде, он сказал, что ему ,просто,- нравилось это ощущение. Понимаете? Кстати, его сдала сообственная мать. И когда его брали, он вырываясь кричал ,-я же никому не делал зла...
А голуби? Голуби ещё долго кружились над полицейской машиной, так, как будто хотели вернуться..."
( Б.Новик. Официальный представитель Романтического Андеграунда РФ.)
Когда пройдёт это я не знаю. Всё думаю , что происходит?
Может стоит себя представить эдаким усталым, разбитым, весенним...Авитаминоз и бессоница.
Когда каждый раз переживаешь это ночное время. А оно приходит , почему то внезапно.
Опа...- и уже оно. Переживаешь это ночное время. И хоть ты тресни, хочется навестить кого - нибудь... В культурном плане, конечно. Вот просто взять, встретить кого-нибудь и подумать только о том , что действительно волнует. Встаёшь и уносит.
Несёт , сначала по пешеходным зонам, по встречным глазам, чтобы увидеть такое Настоящее Контактное Лицо. Может быть падаешь , и волнуешься, оттого ,что несёшь что-то ценное, как тебе кажется, в правом кармане пальто. И вам с этого станет , неимоверно строго и весело. А потом опять сигареты, глотки и молчание. В это ночное время у всех ведь одно и то же.