Изогнутая линия тени. Солнце-архонт клонится к закату. Деревянная скамья. Внутренний двор. В выщерблинах древней кладки ласточкино гнездо, иссохшее, прошлогоднее. Птицы так и не видно с прошлого лета. Амальгама виноградных листье по стенам. То ли дворец , то ли хижина. Среди стола, напоказ, -червивое яблоко и абрикосы. Три осы медленно забираются в недопитое красное, желая узнать сласть его или терпкость. Тут же и потонуть, пропасть не за грошь. Поодаль море теребит свежим бризом и натыкается на белокурую засаженную чахлыми кипарисами бухту.
Во дворе колодец и остывающие мокрые простыни. По каменному полу плетутся туда-сюда слепые куры обклёвывающие остатки молюсков. В июльском мареве повисает свист проходящего электропоезда. Протяжный , как половина жизни.
Нет вестей.
Старик нарезает, латает кожаные ремни, корчится. В руках его старинный клинок испанской стали, весь в зазубринах.
Он смотрит в сторону запада. Щурится. Иссохшее тело замирает в складках хитона, грузно дышит, торопятся успеть пальцы, ловко хватая то - ли обжигающее время , толи отмеряя по количеству дырок на коже рассояние между миром и войной.
В фиолетовом проёме дверей появляется маленькая женщина.
- Ты куда, Одиссей?...
- Резать свиней,останавливать поезда, менять пелёнки нашему сыну. Возводить и ломать стены, водить корабли, писать сонеты. Не поверишь, выигрывать состязания, вправлять кости, отдавать и исполнять приказы, повелевать и мириться, а ещё анализировать проблемы, решать тригономы ,бродить среди звёзд, показывать фокусы на сельских ярмарках, веселить молодёжь нестройностью речей и движений, размышлять над утраченым и быть спокойным перед дальней дорогой. Петь красивые песни, хорошо сражаться и достойно умирать...
- Так и не унялся...
Подпоясавшись грубой воловьей кожей , определив по месту бедра ножны,старик ещё раз посмотрел в сторону моря ,на запад.
- Лелейноперстная, специализация,- удел насекомых...
По пыльной дороге шуршали деревянные сандалии, подхватывая шаги крепкого ещё тела.